 |
|
|
В Израиль: 1969.
В Израиль: 1969
А в Москве всё больше раскручивалась пружина сионистского движения.
Прорыв произошёл в Риге осенью 1968-го: несколько самых активных евреев получили разрешение и уехали, в их числе Дов (Борис) Шперлинг. Он-то и привёз в Израильский МИД список на сотню имён тех, кто просил прислать вызов. В этом списке Дора Кустанович и Семён Подольский числились в первых строках.
В марте 1969-го в Житомир пришёл по почте пакет из Израиля, и в нём «вызов» – официальное письмо с приглашением «на постоянное жительство в Израиль» от некоего Давида Солек, подпись которого нотариально удостоверялась красной сургучной печатью.
Дора Борисовна понесла письмо в Житомирский ОВИР.
- Кто он вам? – спросила совслужащая в ОВИРе. Этого вопроса Дора ожидала, ещё в 1955-м объясняли, что выехать из Советского Союза можно только к родственникам. Потому ответ приготовила заранее:
- Моя сестра пропала без вести в Белостоке во время войны. Как видно, это её сын меня разыскал. Мой племянник.
Так и в анкете написала. Пусть проверяют, если могут. Больших надежд на это не возлагала, но – «чем чёрт не шутит, когда Бог спит» – так она мне сказала по телефону, сообщая эту новость. И добавила, что требуется письменное согласие Бори на их отъезд.
Срок его заключения заканчивался в августе. Дора рассудила, что если ей и Семёну откажут в разрешении на выезд, то потом нужен будет новый вызов для нас всех. А если разрешат уехать («дай-то Бог»), то «оттуда» будет легче добиться выезда и для нас.
Барух:
В уголовном лагере в Макеевке вдруг получаю письмо, что мои родители подали прошение на выезд в Израиль, а я должен заверить у лагерной администрации свое согласие на их отъезд. Я подписал с радостью, хотя больших надежд на это не было у меня…
Ровно через два месяца после подачи документов Дору и Семёна вызвали в Житомирский ОВИР и выдали выездные визы в Израиль взамен советских паспортов. Это была поистине манна небесная!
Срок визы у них был большой – целых два месяца. В начале июня Дора с Семёном уже были в Москве. В командировку я приехала как раз вовремя: Дора Борисовна составила список вещей, которые она бы хотела купить и отправить багажом в Израиль.
- Не знаю, как там сложится, надеюсь, что смогу работать, но лучше взять с собой всё, что может пригодиться.
Чувствовалось, что она озабочена и напряжена. В самом деле, мы очень мало знали о том, как люди живут заграницей. Тем менее – о жизни в Израиле.
Однако, я помнила, как передали израильтяне для «морим» Подольских немалую сумму денег, какие замечательные посылки с одеждой приходили от незнакомой нам, но весьма уважаемой «фирмы Динерманн».
- Можно надеяться, что и в Израиле о вас позаботятся, – сказала я Доре Борисовне.
Она, наверно, обдумывала это, потому что ответ сформулировала чётко:
- Да, здесь о нас заботились, ведь мы были на «передовой линии» еврейского фронта, в какой-то степени герои. Но там – другое дело. Страна постоянно воюет, много своих героев, и инвалидов всех войн, а сколько сирот оставила Шестидневная война, мы не знаем. Я только надеюсь, что мне удастся получить какую-нибудь посильную работу, чтобы зарабатывать на кусок хлеба – для себя и для Сёмы. Поэтому всё, что может там пригодиться, хочу взять с собой.
Многое понимала Дора Борисовна, в том числе – жизнь в Стране, которую никогда не видела, и которую многие наши друзья представляли как райскую жизнь. Дора оставалась реалисткой и в этом.
В добывание вещей по списку включились все многочисленные московские родственники, даже те, что боялись прийти попрощаться. Не пришёл Гарик: отец его жены, талантливый разработчик вооружения, работал на самых секретных работах. К тому же, сам Гарик в то время готовил к защите кандидатскую диссертацию по автоматике систем, частично засекреченных – а что в СССР не было засекречено?
Это было больно, конечно. Гарик рос в семье Подольских с 4-хлетнего возраста, к нему относились как к родному сыну. Даша рассказала, что он счастливо женат, что у него дочка Анечка – по имени матери Гарика, Дориной сестры, погибшей в войну.
- Пусть будет счастлив - сказала Дора, вздохнув. Семён молча отвернулся.
Все сборы проходили у Даши, в её двух комнатах в коммунальной квартире. Даша плакала:
- Мы с тобой больше никогда не увидимся. Дай Бог, чтобы вам там было хорошо, но из лагеря ты вернулась, а оттуда – не вернёшься.
- Времена меняются, может, ты приедешь в гости, - Дора улыбалась через силу. Плакать она не умела.
Права оказалась Даша: больше им увидеться не привелось. Даша умерла в Москве в 1977-м. Но тогда, в июле 1969-го, она старалась сделать всё, что было в её силах, чтобы помочь сестре.
В аэропорту никаких сложностей не было. Мы договорились писать письма как можно чаще.
- Надеюсь, до скорой встречи, – Дора на секунду прижалась ко мне и тотчас же отошла. Взяла Семёна под руку и, не оглядываясь, шагнула за перегородку.
Перепечатка, переиздание или публикация материалов этого раздела в любом виде без разрешения администрации сайта запрещены.
|
|
